Скрестила пальцы на удачу и выложила драббл в соо. Надеюсь, камнями не закидают. >.>
Название: Your skin and mine.
Пейринг: Вадим/Глеб Самойловы.
Рейтинг: R.
Размер: Драббл.
***
Читать дальше.Когда он поднимает взгляд на настенные часы, старые, отмеряющие время литыми медными стрелками, те показывают половину первого ночи.
Глеб позволяет уголкам губ дрогнуть в невеселой улыбке и молча прячет ладони в карманах джинс: просто чтобы не выдать того, как нервно дрожат пальцы, сколько бы он ни пытался взять себя в руки.
Возле дома проезжает машина, и свет автомобильных фар кидает блики через распахнутое окно. На секунду в комнате становится светлее, тени причудливыми изломами ложатся на стены, и вскоре со всех сторон снова наваливается темнота.
Пожалуй, так, в темноте, даже лучше. Он не видит лица брата, однако воображение услужливо дорисовывает детали: и глаза – холодные, лишенные всяческого выражения,- и плотно сжатые губы, и обострившиеся со временем линии скул, и темные пряди волос, упавшие на лоб. Его рубашка пропахла табачным дымом, а еще он никак не решается подойти ближе, и это сводит с ума.
В горле сухо. Хочется сделать глоток воды, чтобы стало чуть легче и не так болела голова, и чтобы фигура человека, стоящего рядом, не затерялась снова в расплывчатых силуэтах вечернего сумрака. Лучше будет, если они закончат с этим быстрее.
- Какого черта пришел?- спрашивает устало, чувствуя на языке терпкую горечь виски, выпитого еще с утра.
Глеб уже почти ненавидит старшего брата за то, что тот снова находится здесь. Хотя – какого черта он пытается обмануть себя самого?- он весь день считал часы и минуты до этой встречи.
Вадим не отвечает ему, но кажется, будто он намеренно ждал его слов.
Дыхание прерывается на очередном осторожном вдохе, и кажется, будто даже стрелки часов замерли в этом вязком и душном воздухе. Вот Вадик делает шаг вперед, неожиданный и порывистый. Вот сильные руки вцепляются в отвороты рубашки, сминают тонкую ткань, и Вадим притягивает брата ближе к себе.
Губы Самойлова-старшего - мягкие и податливые, но целует он почему-то жестко, проталкивая язык в горячий рот и не позволяя отстраниться даже на сантиметр. Он сжимает пальцы на плечах до синяков, а целуя, скорее берет, нежели пытается дать что-то взамен.
Вадим дышит рвано и горячо, опускает ладони ему на спину, задирает рубашку, проталкивает колено между бедер младшего брата.
Когда Вадик толкает его на кровать, Глеб призывно выгибается навстречу и раздвигает ноги. Проводит языком по губам, припухшим от поцелуев, и сдавленно выдыхает, чувствуя, как пальцы брата проскальзывают за ремень джинс.
Он знает, что сопротивляться бесполезно. Они уже давно прошли ту стадию, когда друг на друга можно было злиться, высказывать обвинения и упреки глаза в глаза и стесняться вот таких, как сейчас, ночей.
Но еще слишком рано, чтобы принять действительность без каких-либо посторонних прикрас.
На секунду Глеб задается вопросом: так зачем приходить сюда раз за разом, если всё равно не произносишь ни слова, никак не пытаешься разрешить проблему? Неужели не нашлось бы другой шлюхи, с такой же готовностью раздвигающей перед ним ноги?
Тёплый язык Вадима ведет по шее до самых ключиц, а его ладони, скользнув под тело, приподнимают бёдра кверху, и теперь Глебу уже не так важно, кто и какие цели преследовал.
Он кусает губы, он рычит от ожесточенных и резких толчков, он комкает в пальцах простыню и выгибается всем телом, когда старший брат затыкает ему рот очередным поцелуем.
Глеб знает, что когда всё закончится, Вадим снова уйдет. И если заставить его – неважно, каким способом,- остаться до утра, ситуация между ними окончательно переломится. Вот только брат не оставался еще ни разу, сколько бы Глеб ни пытался удержать его в этой постели.
Он пытается сказать что-то, но слова застревают в горле, вырываются наружу рваными всхлипами, а картинка перед глазами плывёт, плавится от нестерпимого жара кожи. Мысли путаются, словно цветной моток ниток, и Глеб, кажется, выдыхает имя Вадима в его же губы, потому что тот, ускоряя темп, удивленно вздрагивает и заглядывает младшему брату в глаза.
Фактически он готов, но то, с каким ожесточением имеет его Вадим, окончательно кружит голову.
Он уже успевает возненавидеть их обоих. И неизвестно, кого в большей степени.
Всё заканчивается на новом сдавленном вдохе. Восстанавливают свой ход, отмирая, часовые стрелки, и вот Вадим садится на кровать, и вдруг прячет лицо в ладонях, локтями упираясь в собственные колени.
- Снова сбегаешь?- сухо цедит Глеб, который теперь почему-то не рискует поднять взгляд на Самойлова-старшего. Ему кажется, что сердце вот-вот готово выпрыгнуть из груди, в клочья разодрать грудную клетку, но в его голосе не слышится ничего, кроме отстраненной насмешки. Он быстро учится на собственных ошибках. Он знает, что будет жалеть, если позволит себе сказать то, что так безумно хочет произнести. А если всё-таки дрогнет голос – это выдаст его с головой.
- Мне нужно идти,- неожиданно отзывается Вадим, и Глеб смотрит на него так, будто видит впервые. Он не ожидал услышать ответа. Ему и без того казалось, что всё давно уже летит к чертям.
- Что, и даже на пару часов не останешься?- спрашивает он, непонятно на что надеясь. Будто тот факт, что старший брат в кои-то веки ответил на поставленный ему вопрос, способен хоть что-либо изменить.
Однако, к большому его удивлению, Вадим вдруг поворачивается к нему лицом и, пожав плечами, легко улыбается в ответ:
- Сегодня не могу, извини,- он шарит ладонями по полу в поисках брошенного туда брючного ремня, но по-прежнему не отводит глаз от лица младшего брата.- Но, знаешь… возможно, так будет в следующий раз.